(С)
//ovosch.livejournal.com/125808.html По дороге в школу, Хохлов поймал в луже тритона и поменял его Молчанову на патрон от «мелкашки».
После второго урока тритон Молчанову надоел, и он отдал его Маслову за калорийную булку по 9 копеек.
Маслов, натура широкая, не найдя в тритоне искомой привлекательности, на той же перемене отдал тритона Гусеву просто так, не требуя ничего взамен.
После третьего урока Гусев поменял тритона Лапшину на разборного ковбойца, которого сразу же махнул Хохлову на патрон от мелкашки.
После четвертого урока тритон у Лапшина сдох.
Крепко стиснув в кулаке покойного тритона, Лапшин направился к Гусеву:
- Верни ковбойца!
- Шашоwо Шоwбойца? – издевательски-неискренне спросил Гусев, увлеченно пытаясь вынуть свинцовую пулю из латунной гильзы зубами.
- Моего ковбойца разборного верни! Сдох твой тритон!
- Ждох? – округлил глаза Гусев, и даже на какое-то время вынул изуродованный патрон изо рта, - А почему это сразу «МОЙ тритон»? Мне его Маслов между прочим подарил! А ковбойца я Хохлову вот на мелкашку сменял. Щас пулю выну, и надо поджечь будет!..
Интуиция шепнула Лапшину, что спортивно-охотничий боеприпас, обработанный гусевскими зубами, утратил свою ценность, и теперь сопоставим, разве что с мертвым тритоном. Лапшин разжал кулак, и с отвращением взглянул на усопшую рептилию.
Когда Лапшин нашел Хохлова, тот сосредоточенно учился курить в туалете на третьем этаже. Сидя на подоконнике, неравномерно окутанный рваными облаками сигаретного дыма, он произносил слово «АП-тека», делая глубокий вдох на первом слоге. Два других слога, произносимых на выдохе, пока давались Хохлову с трудом.
- Хохлов, верни ковбойца! – сказал Лапшин, и на всякий случай заранее приготовился заплакать от обиды, а возможно и от боли.
- А тритон где? – поинтересовался Хохлов, выбросив окурок в унитаз.
- Сдох тритон. Верни ковбойца!
- Когда сдох?
- После математики. Как звонок прозвенел – так сразу и сдох. Верни ковбойца!
- Сам виноват. Угробил животное, а теперь еще и ковбойца назад требуешь. Ты оборзел, Лапшин! Хрен тебе с маслом, Лапшин, а не ковбоец.
У Лапшина предательски покраснели глаза:
- Верни ковбойца, га-а-ад!
- Не верну!
- Верни-и ковбо-о-ойца, га-а-ад!
- Не верну!!
- ВЕРНИ КОВБОЙЦА, ГА-А-АД!!!
- ДА ПОШЕЛ ТЫ В ЖОПУ, УРОД!!!
Лапшин и Хохлов бросились друг на друга почти одновременно. Тритон выскользнул из потной лапшинской руки, и, сверкнув оранжевым брюхом, упал в унитаз.
Применив, по отношению друг к другу популярный в ученической среде прием «стальной зажим», брыкаясь и сопя, Хохлов и Лапшин аккуратно, сантиметр за сантиметром продвигались к унитазу, пока, наконец, оба с любопытством туда не заглянули. Тритон был жив. И уже карабкался по фаянсовой стене, изучая новую среду обитания.
Хохлов повеселел:
- Ну вот! А ты, блин, заладил: «Сдо-ох! Сдо-ох!.. Верни ковбойца, верни ковбо-ойца!..»
В этот момент в коридоре раздался громкий хлопок – это у Гусева во рту разорвался патрон от мелкашки.